Догадывался Пашка, что позорище это может происходить со страху, от неуверенности в собственных силах, от ожидания неудачи. Нет! Он совсем не был глуп! И пусть он не смог точно сформулировать диагноз: «невроз ожидания», но в принципе он был не далек от истины, и поэтому решил напоить партнершу до бесчувствия, чтобы она ничего и сообразить-то не смогла, ничего бы не запомнила, а главное, чтобы не смогла оценить его как мужика и в случае неудачи не стала бы позорить его на всю деревню.
Накачал Паша одну телятницу до потери сознания, но и в этом случае не успел снять со спящей трусики, как всё окончилось, не начавшись. Тогда он решил напиться сам, чтобы как-то уменьшить страх перед любовным поединком. Вскоре случай представился. Пришел как-то к приятелю, а у него в постели брюнетка с такими обольстительными формами, что от одного её вида, чуть не случилось у Паши извержение. Сбегал он в магазин, принес пару бутылок «Столичной», и друг так кстати куда-то заспешил, засобирался, подмигнул заговорчески: «Давай, мол, не дрейфь!» и слинял по своим неотложным делам. Врезал Паша пару стаканов для храбрости, и дама, не вставая с постели, стопарик приняла. Подошел к ней, задыхаясь от волнения, разделся, прикоснулся к тёмному треугольничку жёстких, курчавых волос в паху и с ужасом почувствовал, что не в силах остановить неумолимо приближающиеся, конвульсии. Красавица просушила пышные бедра простыней и иронично так: «И всё, что ли?»
Пашка вспотел от позора. Главный кошмар состоял в том, что она другу могла рассказать про его мужскую несостоятельность. Вот с тех пор он и постановил для себя, дело иметь только с дамами незнакомыми, чтобы они его потом не срамили. И всё думал Паша Бобков, всё анализировал, всё экспериментировал, и сам не замечал, что всё умнее и умнее становился.
Сказала как-то знакомая из Ташкента, что, дескать, узбеки предпочтительнее русских в постели. На вопрос «почему» ответила, сально хохотнув: «Да потому, что у мусульман он без холостого хода».
Недолго думал Паша, что это означает. Быстро догадался, что виной всему крайняя плоть. Это она слизистую прикрывает и закалиться ей не дает, но не делать же православному милиционеру обрезание? А как тогда патологическую сверхчувствительность уменьшить? Купил Паша в аптеке новокаин, обмотал своего неженку ватой, пропитанной обезболивающим раствором, два часа кряду убивал вредную для любви тактильную сверхчувствительность, даже онемение почувствовал. Побежал к соседке-вдове (она всегда была согласная) – и снова поражение! После того случая даже мысли о самоубийстве стали возникать, но он гнал их от себя, знал, что на Руси всегда, руки на себя наложивших осуждали, и самоубийц на кладбище не хоронили. А ещё потому не позволял он себе впасть в отчаянье потому, что чувствовал, что выход из создавшейся ситуации должен быть найден. Непременно и наверняка! Ищите и обрящете, толцыте и отверзется! Смотрел как-то Паша порнушку, конфискованную у глухонемых. Первыми распространителями неприличных фотоснимков были глухонемые, и продавали они свою запрещенную продукцию в поездах. Подойдет к пассажиру немтырь, бросит на стол пачку фотографий, промычит что-то, покажет на пальцах цену, и торг состоялся. Как-то даже удобней было у немых покупать, сраму меньше, что ли, когда без болтовни. Качество первых чёрно-белых порноснимков оставляло желать лучшего, но и их, рассматривая, приходил Паша в состояние бессильного возбуждения, с тоской отмечая, что на большее, чем разглядывание, он не способен. И вдруг в Пашином мозгу, измученном неудачами, возникла идея. Мысль о переломе ситуации в свою пользу появилась у Паши при созерцании снимка, на котором полногрудая развратница пробовала своего любовника, что называется, «на вкус».
Вот оно, спасение! Ведь, совокупляясь таким образом, совершенно не имеет значение продолжительность процесса, тем более что Паша по неопытности своей полагал, что у дам должно появляться совершенно естественное чувство брезгливости (какое заблуждение), а значит, чем быстрее наступал конец, тем лучше. Возникла проблема: где найти объект для проведения опыта? Половое воспитание, вернее, полное его отсутствие не позволяло предложить подобное действие порядочной женщине (заблуждение номер два). Снять потаскушку в области со стрелки – значит, поймать такой букет – денег на докторов не хватит. Оставалось одно: склонить жертву на оральный контакт, посулив замять судопроизводство. Позднее для своего внутреннего лексикона Паша оставил это короткое «склонить» и пользовался этой лаконикой успешно и постоянно. Но кого вообще можно «склонить?» Ту, на которую есть компромат. Даже для вызволения из неволи отца, брата, сестры далеко не каждая соглашалась «склониться», но вот из страха быть разоблаченной в супружеской измене или просто в прелюбодеянии соглашались практически все. Итак! Компромат! Вот главный рычаг для принуждения. В первое же посещение областного города Паша купил в магазине «Оптика» дорогую подзорную трубу и хороший фотоаппарат с чудо-объективом. Неделю наблюдал из окна собственного кабинета окрестности рукотворного водного бассейна со скучным промышленным названием «котлован» и добился неплохих результатов. Так, например, он заметил, что бригадир, проезжая мимо летней дойки, захватывал с собой симпатичную, замужнюю доярочку, но не вез её сразу же домой, а заезжал зачем-то с ней в околок. На другой день Паша спрятался в кустарнике и сфотографировал безобразников. Бригадиру фото он, конечно, не показал, но возненавидел его незамедлительно – обычная реакция импотента на существование в непосредственной близости неутомимого и везучего в любви конкурента. Он вообще всех без исключения могущих делать «это» без проблем недолюбливал и мог, скажем, старика, укравшего мешок зерна, запросто отпустить восвояси, ибо дедушка не был соперником, но вот молодого, пользующегося повышенным вниманием слабого пола мужика он не прощал никогда. Он мстил им за свое страдание, а больше всего мстил за собственное унижение.
Доярочка, лежащая под бригадиром в интересной позе, была бабёнкой не всегда трезвой, распутной и истеричной, но умнеющего день ото дня Пашу не смущало последнее обстоятельство. По опыту общения с определенным контингентом он знал, что истероиды могут, конечно, в состоянии аффекта совершить такое геройство, которое и не снилось храбрейшим из храбрецов, но для совершения подвига им необходимо, ну просто обязательно два условия: наличие аудитории – это раз, и состояние опьянения – это два. Паша завёл к себе в кабинет трезвую изменщицу во время обеденного перерыва, так как закрываться на ключ при посетителях было небезопасно, усадил её на стул, сам стал так, что его чресла находились в непосредственной близости от лица сидевшей, и показал фотографии. Больше всего Паша боялся, что возмущенная аморальным предложением доярка укусит его за орган (заблуждение номер три). Он даже пистолет приготовил, чтобы эту дрянь тут же на месте пристрелить. Но ничего такого не понадобилось. Отшатнулась в ужасе при виде расстегивающейся перед глазами ширинки, ровно настолько, насколько позволяла спинка стула, но, услышав слова: «Будь умницей, и я отдам эти фотографии с негативом не твоему мужу, а тебе», уселась поудобнее и приняла, «склонилась». И Паша воскрес. Первое, что он сделал, – привинтил стул к полу, чтобы лишить даму возможности уклонения, а затем стал мент оттачивать искусство шантажа.
«Надо было не отдавать этой шалашовке негатив, тогда можно было бы её регулярно пользовать», – сокрушался Паша, но, если честно, то он уже искал другую жертву. В нем проснулся охотничий азарт. Кажется, это состояние называется симптомом Дон Жуана.
Он получал ни с чем не сравнимое моральное удовлетворение при виде женской головки, покорно прильнувшей к тому, что вяло торчало из штанов. В недавнем прошлом – тёмный, убогий, униженный собственным половым бессилием, он брал теперь реванш, упивался полученной властью над скомпрометированной им же женщиной, а попавших к нему в ловушку глубоко презирал, ибо, как человек ограниченный, в сексуальном плане дефективный, он считал подобный способ совокупления чем-то очень постыдным, запрещённым и непотребным. Вскоре Паша расширил область применения фотокомпромата. Оказывается, легко «склонялись» не только неверные жены, из страха быть покалеченными или вовсе убиенными ревнивыми мужьями, но и школьницы старших классов, для которых было гораздо предпочтительней согласиться с Пашиным предложением, чем огорчить чадолюбивых родителей присланной по почте фотографией, на которой дочь была запечатлена в таком виде, что и инфаркт заполучить было немудрено от удивления.
Паша обнаглел и стал усложнять интригу. Поймал с поличным на воровстве народного добра местного сердцееда. Тянуло преступление, как минимум, годика на два.
